Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эн, отойдя от дочери на шаг, косточкой пальца вытерла слезу от смеха. Она предалась воспоминаниям, а Мария, заложив руки в карманы пальто, с интересом слушала.
– Кстати, занавески в тот вечер вправду вспыхнули, но не от страсти. Не припомню, рассказывала ли я тебе эту историю, но вот: топили камин, на улице стояла поздняя осень. И, как предположили уже после, в его огонь, скорее всего, вместе с щепками и бумагами попал патрон ружья. Он нагревался, пока гости и хозяева дома, пили коктейли, вели беседы. А мы с твоим отцом как раз закончили танец. Он настаивал на том, чтобы я с ним все же выпила немного шампанского. В этот момент раздалось – бах! Никто не ожидал, все как один вздрогнули, растерянно стали озираться друг на друга, не понимая, что произошло. По комнате пошел дым, а затем кто-то из гостей заметил, как тлеют шторы и ковер. Я оказалась из тех, кто поддался панике. До сих пор не понимая, в чем же дело, люди начали тушить угли тем, что было под рукой. Я заметила, как у Джона над ботинками тлеют брюки. Подбежав к нему со спины, я плеснула шампанским на них. Он непонимающе обернулся, но тут же, улыбаясь, осмотрел меня, не вспыхну ли я где-нибудь. Сказал, что не видит опасности, а я возьми да и скажи, что я та еще штучка. Он снова улыбнулся, шире, чем до этого, и в его глазах был настолько живой счастливый блеск, что я застряла в них. Всё что происходило вокруг потеряло важность. И, если кратко, в тот момент я влюбилась в твоего отца окончательно и бесповоротно.
– Да-а, эту историю отец рассказывал мне со своей точки зрения. Хозяин дома был любителем охоты. Неудивительно, что патроны случайно терялись, а потом вот так вот нашлись и сплотили людей. Отец говорил, что влюбился в тебя задолго до того вечера. И именно поэтому, словно школьник, был робок в общении с тобой.
Опустив взгляд, Мария обратила внимание на пса. Она была увлечена разговором, не замечая, как ретривер подсел рядом, обнюхивая карман пальто. Тот самый карман, в котором был спрятан мяч, и Мария отметила, что пес – хорошая ищейка.
– Ты меня разоблачил, – весело сказала она и обратилась к Эн: – У нас есть для него угощение?
Эн сперва развела руками, но быстро вспомнила, что на ужин была птица.
– Я вынесу ему костей.
– Отлично! – сказала довольная Мария.
– Пора домой, – заметила Эн. – Уже темнеет, и, кажется, хлынет дождь.
Мария огляделась: за плотным слоем облаков, цвета грязной лужи, наверняка скрывался пламенный закат. Ветер и волны усилились, небо будто опустилось ниже, готовое обрушиться на землю ливнем.
Эн сняла красный газовый шарф и повязала его Марии, наказав при этом, чтобы дочь носила его в непогоду в обязательном порядке.
– Не занудствуй, мам! Хуже, чем на этом берегу, погоды нет.
– Тебе всегда нужно поспорить, – сказала Эн, но в голосе не прозвучало упрека. – Твой брат послушнее. Сегодня даже сам причесал волосы и уже держал ложку наготове, прежде чем я позвала к столу…
– А он еще с трудом выговаривает свою фамилию, – продолжила Мария фразу матери, опередив.
– О-о, неужели я талдычу одно и то же?
– Нет, просто я понимаю тебя с полуслова.
Эн скептично посмотрела, но не обиделась, поняв, что дочь увиливает. Мысли же самой девушки ходили вокруг навязчивой идеи забрать пса с собой в город. Но она знала, что хозяин пса никогда на такое не согласится, никогда на такое не пойдет. Какие бы Мария ни приводила доводы и аргументы, он будет тверд, пресекая попытки уговоров на корню. Более того, он, скорее всего, перестанет отпускать ретривера на прогулку одного, опасаясь пропажи. Мария убедила себя, что если она заберет пса, то он может принести немалую пользу в поисках людей, застрявших под завалами зданий, если его такому научить. Но и пойти на кражу Мария не могла, поэтому гнала от себя мысли о похищении пса, хоть это не составит труда: достаточно иметь мячик, и ретривер сам пойдет за ней к поезду. Думая над этим, Мария решила, что в следующий свой приезд попробует поговорить с мистером Стоункирком об этом.
Они медленно уходили с пляжа. Пес с открытой пастью и высунутым языком трусил рядом с карманом пальто, а с другой стороны от Марии шла Эн.
– Кроме того, – голос Эн вернулся будто издали, – он пригрозил, что не ляжет спать, пока ты не споешь песню…
– Но я сегодня не в голосе.
– Скажешь это публике, которая придет в ярость от такого заявления, – Эн улыбнулась, преувеличивая последствия. – Твой братец всю неделю только и твердит о том, что хочет слушать твои песни, а Сайлас уже с самого утра настраивает аккордеон, репетирует мелодию. Ты что, дочь, твой отказ посеет бурю недовольства и тонну детских слез…
Эн заметила, что Мария думает о чем-то другом, отчего с заботой спросила:
– Тебя что-то тревожит?
Мария запустила в волосы ладонь, убирая их с лица:
– Немного задумалась, прости. Но я слышала все, что ты сказала. Я исполню вам новую песню, устроим домашний концерт, а ты будешь мне подпевать.
– Подвывать я бы сказала.
– Не скромничай, мам, ведь голос достался мне от тебя.
Эн пожала плечами. Она не отрицала этого, но и не могла с уверенностью утверждать. Никогда не занимаясь пением нарочно, она не отслеживала за собой, есть ли у нее голос для того, чтобы исполнять куплеты под мелодию. Эн, сколько себя помнит, никогда не интересовалась вокалом, а всегда тяготела к литературе. Зачитывалась книгами взахлеб всегда, когда позволяло время. Ей и по сей день нравится пересказывать повести или романы, которые она прочла когда-то или же рассказывать истории из собственной жизни. Заранее не определить, окажется ли слушатель благодарным и ему действительно будет интересно, либо он будет кивать и слушать лишь для приличия. Эн тонко чувствует, когда собеседник халтурит, но пытается всеми силами это скрыть. В таких случаях Эн винит себя в том, что недостаточно хороший рассказчик. А Мария наоборот любит петь, и Эн не могла припомнить, когда дочь проводила время за книгой, исключая те случаи, когда нужно было читать методистские пособия, которые, грубо говоря, ей приходилось читать по принуждению.
Втроем они подошли к дому, состоявшему из двух строений, соединенных вместе, практически ничем не отличающихся друг от друга. Лишь одно строение чуть выше другого, а в остальном они оба похожи: каменные белые стены, впалые окна и по две печных трубы, торчащих из крыш. Вокруг дома наблюдался быт: деревянные постройки, участок огорода, сад, обрамленный кустарником, велосипеды и хозяйственный инвентарь.
Когда Эн скрылась в доме, Мария опустилась на корточки перед ретривером. Тот переминался на месте, махая хвостом. Девушка, решив занять время ожидания, негромко запела чувственным голосом так, чтобы слышно было только псу:
После ночного дождя —Утро раннее.Я сижу в кафе,Наблюдая внимательно,Как ты идёшь по залитой солнцемМощёной улице.Разум мой сонныйОт возмущения хмурится.Но в знак извинения всё жеСорвал ты сирени с кустаЗа то,Что назначил встречу на семь утра.
Я тебя прощу, дорогой,Лишь после завтрака.С тех пор, как я проснулась,Не съела даже сухарика!Ты рядом присядьИ сохраняй тишину.Молча любуйся мной,Раз уж я тут…
Окончив акапеллу, Мария стала гладить пса и умиляться им.
– Учти, ты слышал это первым! Конечно, строки нужно доработать, не смейся!
Пес, безмолвный критик, лишь замахал хвостом сильнее, когда вышла Эн. Обеими руками она держала лист газеты, на который насыпала добротную горку угощения. Пес смекнул, что к чему; не дожидаясь, пока Эн подойдет, он сам подбежал. Она положила лист на землю, и ретривер с жадностью стал грызть. С хрустом и треском кости исчезали в его пасти.
Немного понаблюдав за ним, Мария заметила:
– Он очень проголодался! – и пристроилась за спину матери, намереваясь использовать ее как заслонку от Луизы. Эн помахала псу рукой на прощание.
Мать и дочь вошли в дом. Луиза, провалилась в кресле и потягивала маленькими глотками ром, смешанный с клюквенным соком, и пристально смотрела на вошедших в гостиную. Пока Эн не спеша, в подробностях отвечала на вопрос Луизы о погоде, Мария снимала пальто и сапоги с мыслью о таком же стаканчике в виде согревающего средства после прогулки и о неправильности распития рома в одиночку. Она искренне надеялась на то, что Луиза уже заснула, пить алкоголь ей не следовало бы вообще. От него Луиза становится еще более ворчливой и брюзжит, брюзжит. Но есть и плюс: после выпивки ее клонит в сон и часто она засыпает посреди разговора. Именно на такое Мария и рассчитывала, не желая завязывать новой словесной стычки, но, как назло, сестра матери до сих пор не спала. Более того, она была в состоянии говорить и, выслушав Эн, Луиза тут же перешла на Марию.
- Хроника одного путешествия или повесть о первом луноходе - Владимир Губарев - Прочая документальная литература
- Воспоминания - Елеазар елетинский - Прочая документальная литература
- Кому на Руси сидеть хорошо? Как устроены тюрьмы в современной России - Меркачёва Ева Михайловна - Прочая документальная литература
- «Союз 17 октября», его задачи и цели, его положение среди других политических партий - Василий Петрово-Соловово - Прочая документальная литература
- Почему они убивают. Как ФБР вычисляет серийных убийц - Джон Дуглас - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Психология
- История человечества, которую от вас скрывают. Фальсификация как метод - Аксель Хистор - Прочая документальная литература
- Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты» - Борис Вадимович Соколов - Прочая документальная литература
- Они шли убивать. Истории женщин-террористок - Вера Николаевна Фигнер - Прочая документальная литература / Публицистика
- Бой под Талуканом - Николай Прокудин - Прочая документальная литература
- Война и наказание: Как Россия уничтожала Украину - Михаил Викторович Зыгарь - Прочая документальная литература / Политика / Публицистика